Глава 5: Благословения коммунизма
Благословения коммунизма
Зерновой конвой
Однажды мы с моим сводным братом Генри Исааком утащили несколько мешков муки в лес, где он выкопал яму. Муку перемололи на ближайшей мельнице из нашей собственной пшеницы. Мы спрятали ее в полдень, когда почти все спали. (Дни были очень длинными, работа не прекращалась до захода солнца, приблизительно до десяти часов вечера). Я помогал Генри разгружать мешки и прятать их в яму. Мы проложили дно и стороны ямы досками, чтобы предохранить муку от влаги. Это убежище было временным, может быть на неделю. Пошел слух, что в нашем районе проходит инспекция. Это было необходимо сделать для того, чтобы выжить.
Приблизительно во время нашего последнего года жизни там фермерам еще раз приказали сдать все свое зерно в государственные зернохранилища. Этот проект назывался «Чистка зернохранилищ». Все это представлялось как добровольное, патриотическое дело. Фермеров призывали собраться вместе целой деревней, очистить свои зернохранилища и привезти все зерно в город. Это должно было вознаграждаться не только денежной оплатой, но и правительственным признанием за такое выражение патриотизма.
Я был одним из тех, кто вез кучу зерна на санях, которые тянули лошади. Я не был уверен, что люди полностью опустошили свои зернохранилища, но именно такое впечатление создавалось при виде каравана саней с развевающимися красными коммунистическими знаменами. Когда мы доехали до центра округа, мы остановились. Партийный бюрократ встал на гору зерна и выступил с пламенной речью о патриотизме наших людей в деревне Петровка. Он сказал, что этот дух патриотизма не останется невознагражденным. Он обещал, что нам дадут качественное зерно для посадки и новое оборудование. Конечно, ничего этого не произошло.
За годы, много пшеницы – тысячи тонн – просто испортилось. После такого массового сбора городские зернохранилища были переполнены. То, что не вместилось в них, складывали кучами на улице, где основное количество зерна испортилось под воздействием дождя и снега. Этот пример ярко показывал Советскую бесхозяйственность.
Капиталистический налог
Также существовала особая система налогообложения, «капиталистический» налог. Людей, которые жили несколько лучше других, называли «кулаками» и они должны были заплатить такой специальный налог. Под словом «кулак» подразумевались люди, которые держат под своим кулаком других и их называли эксплуататорами. От отца потребовали, чтобы он заплатил этот налог.
Наш сосед Генри Янцен был служителем и одним из самых бедных фермеров, но ему тоже велели заплатить этот налог. У него не было достаточно средств, чтобы самому заплатить этот налог и чиновники сказали ему пойти и попросить своих «братьев» в собрании. «Они помогут тебе».
Бедному человеку пришлось обратиться за помощью. Он никого не просил, но просто рассказал нам о своей участи. Наши люди проследили за тем, чтобы его не посадили в тюрьму.
Потом моего отчима лишили гражданских прав, так как он был зачислен в списки «кулаков», капиталистов. Так как мы не могли выполнить всю работу сами, мы нанимали помощников. Например, мы наняли на работу молодого человека Генри Шмидта, и он жил с нами несколько лет. Также мы наняли молодую девушку по имени Анна Фризен и она также жила с нами. Я еще расскажу об этих людях попозже.
Они были рады работать на нас. Ни они, и никто другой не жаловался властям, что мы к ним плохо относились. Но в глазах Советской системы сам факт, что один человек нанимал на работу другого, означал, что он его эксплуатирует.
Тайные приготовления к отъезду из России
Приблизительно в 1927-1928 годах было основано новое поселение, когда были открыты новые участки в районе реки Амур в Восточной Сибири. Мой сводный брат Джон Исаак переехал туда вместе со своей семьей и взял новую землю под свой участок. Они жили всего в нескольких километрах от реки Амур, по которой проходит граница между Россией и Китаем.
Зимой 1928 года Джон Исаак вернулся в Центральную Сибирь как представитель своего поселения для покупки скота. Он купил много скота, но пока он был там, он также рассказал нашей семье, что он несколько раз был в Китае. Там была возможность пересечь границу и убежать в Китай, а оттуда у нас мог появиться шанс поехать в Америку.
В то время я ничего об этом не знал, но после того, как он уехал, наша семья стала делать приготовления к продаже фермы – дома, скота и сельскохозяйственного оборудования – и переехать в Амурский район. Будучи прямым молодым человеком пятнадцати лет, который не обладал полной информацией, я возражал: «Нет! Зачем нам куда-то ехать? У нас есть свой дом, скот, друзья и все, что нам нужно, у нас здесь есть. Зачем нам ехать на новое место и все начинать с начала?»
Мои родители в тот момент не дали мне никакого удовлетворительного ответа. Потом, однажды вечером, когда я устраивал лошадей на ночь, моя мама пришла в сарай. Она сказала: «Сынок, я хочу тебе кое-что сказать, но ты не должен никому говорить, ни самым близким друзьям, совсем никому. Если ты это кому-то расскажешь, то может так случиться, что меня и твоего отца отправят в тюрьму или даже убьют. А тебя отправят в коммунистический детский дом. Поэтому, ты видишь, как важно никому не говорить об этом».
Конечно же, я пообещал молчать. Она огляделась, чтобы убедиться в том, что нас никто не подслушивает. Она сказала: «Мы хотим переехать в Амурский район не для того, чтобы там жить. Мы едем туда потому, что это будет началом нашего пути в Америку». Потом она твердо сказала: «Я не хочу, чтобы ты протестовал».
В ответ я сказал: «Америка? Здорово! Поехали завтра!»
Если бы это было возможно, я бы в тот же миг отправился в Америку.
Неспешно продолжались приготовления. Наконец-то мы продали наш дом и землю. Считалось, что земля принадлежала нам, но это было только на короткое время, пока правительство не конфисковало ее. Уже было объявлено, что вся земля принадлежит народу и распоряжаться ей будет правительство и мы просто ждали того момента, когда они претворят это в жизнь. Этот захват земли правительством был частью первой Советской пятилетки, которая должна была вот-вот вступить в силу. У нас было только около 400 акров и две трети из них уже конфисковали и отдали людям, у которых раньше не было земли. Однако, наши родители никогда на это не жаловались, так как у новых владельцев не было никакого оборудования для обработки земли, и они просто сдавали ее нам в аренду. Таким образом, они получали арендную плату, а мы продолжали обрабатывать землю так же, как и всегда.
Но сейчас мы собирались продать ту часть, которая еще принадлежала нам.
Покупатель отлично понимал, что он покупает только дом, и что он может использовать землю, пока правительство ее окончательно не конфискует, что и произошло несколько лет спустя. Вся земля была передана колхозам.
Наши приготовления стали очень захватывающими для меня, после того, как я узнал окончательную цель нашего путешествия. Бывали случаи, когда люди явно пытались у меня выяснить, что мы собираемся делать. Некоторые что-то подозревали и не верили, что мы просто хотим переехать в Амурский район. Они чувствовали, как и я, до того, как я узнал про наши планы, что такой переезд не имеет смысла.
Однажды наш сосед, господин Классен, пришел к нам домой. Наши родители куда-то ушли, а я только что вернулся после того, как разносил объявления в русскую деревню о нашем аукционе. Я собирался делать свои дела, когда он зашел в комнату. Он сказал: «Ну, что, Джон, на самом деле вы собираетесь поехать в Америку, да?»
Я посмотрел на него непонимающим взглядом и сказал: «Нет. Мы едем на Амур».
Он продолжал расспрашивать меня и давить на меня. В конце концов он хотел заключить со мной пари и сказал: «Спорим, что я приеду в Америку быстрее вас, только я поеду законным путем, а вы едете незаконным путем».
Я сразу не понял, но отлично понимаю сейчас, что это была очень хитроумная атака. Он знал, что обычно я всегда был готов поспорить. Я мог бы сказать: «Спорим, что мы приедем туда первыми!» Но я сдержался.
Оглядываясь назад, я верю, что рука Господня была на мне в тот момент. Я просто сказал: «Извините, господин Классен, но мне нужно работать».
Я оставил его стоять в одиночестве и не выдал наш секрет. Но этот же самый человек снова приставал ко мне позже. Однажды он сказал деревенскому старосте, что какие-то мальчишки подшутили над ним. Это было обычным делом, так как были ребята, которые любили проказничать и шутить над разными людьми. Санки господина Классена взяли и подвесили на дереве так, чтобы он не мог их достать. Он сказал мне, что он проследит за тем, чтобы я остался и не уехал вместе с моей семьей. Мальчиков вызвали в деревенское правление, (которое находилось у нас дома), и допросили. К счастью, я не участвовал в этом деле с другими мальчиками, так что с меня сняли подозрение.
Папа сразу же сказал мне, чтобы я не переживал. Если бы меня незаслуженно обвинили и велели остаться, он бы тихонечко посадил меня на поезд и отправил бы меня в дом моего сводного брата перед отъездом всей остальной семьи. «Не переживай, - сказал он мне, - тебе не придется оставаться здесь после того, как мы уедем».
Хотя на нас нападали со всех сторон, пытаясь разузнать наши планы, никто из нас ничего не сказал, кроме того, что мы едем на Амур. На самое деле, мы проезжали через районный центр той местности, город Благовещенск, по пути в Америку, но мы не остались там.
В день нашего аукциона пошел слух, что там присутствуют коммунистические соглядатаи. Поэтому, папа вел себя тихо и оставался в доме, подальше от аукциона, когда большинство наших земных пожиток было продано тому, кто предложил самую высокую цену.
Наконец-то, 23 февраля 1929 года мы сели на поезд в городе Славгороде Алтайского района Центральной Сибири и отправились в Амурский район восточной Сибири. 7 марта 1929 года мы пересекли границу и оказались в Маньчжурии, в Китае"